№ __ (14 сентября)
Проходили по селу казаки
Когда я слышу слово «казак», передо мной возникает образ высокого старика, довольно стройного, с белой бородой, в фуражке с желтым околышком и сломанным козырьком. На нем брюки с желтыми лампасами.
Увидя его, моя мать восклицала: «Идет отец!» Открывалась калитка, и во двор входил старик. Он у нас бывал не часто. Поздоровавшись, садился у поленницы на чурку. А мать уже спешила к нему с ломтем хлеба или калачем, стаканом чая, а иногда – и стопкой водки. Дед, снимая фуражку, говорил: «Благодарствую».
Обычно его посещение заканчивалось песней, некоторые слова которой запомнились мне:
«Для урядника лихого,
Для Ефима Бочкарева
Сделай латочку жаркого
Мерою в аршин…»
В это время его правая нога отбивала такт, лицо светлело улыбкой, а руки тянулись ко мне.
Знал я о своем деде то, что он живет очень скудно и имеет прозвище «очаковский», чем немало гордился.
В моей памяти сохранился образ и другого казака, Алексея, нашего соседа. Он имел лошадей, скот, сеял хлеб. Одним словом, занимался сельским хозяйством, выполняя все работы силами только своей семьи. Трудился Алексей, не особенно обращая внимание на праздники. А если уж отдыхал, то для всей ребятни соседских семей это праздник был вдвойне.
Все мы в такой день шли к церковно-приходской школе, где была так называемая «гимнастика». Там стояли лестницы – вертикальная и наклонная, турник, шест, брусья и деревянная красавица – лошадь с гривой и хвостом. На спортивных снарядах казак Алексей показывал нам, мальчишкам, упражнения, нужные, как он говорил, казаку во время службы.
По гладкому шесту, перебираясь руками и ногами, он ловко поднимался до самого верху, затем туда же поднимался по наклонной лестнице, с помощью одних рук. Показывая действия казака в обращении с лошадью, Алексей преображался. Все его «уроки» — и упражнения на гимнастических снарядах, и рассказы о службе казаков, различных случаях в его жизни заставляли трепетать наши детские сердца.
Оставаясь уже одни, мы лихо скакали на своих «лошадях» по поляне за огородами с «шашкой» в руках. И не было преград, могущих остановить наше воображение. Не важно, что лошадью был таловый прут, а вместо сабли – очищенная палочка. Все эти воспоминания детских лет остались в памяти до сегодняшнего дня.
Давно не стало «гимнастики» — места сбора всей молодежи в праздничные дни. Нет давно и старого кладбища на окраине села, с его маленькой часовней, в которой в престольные праздники проводились моления. Там покоился прах первых крестьян и казаков, осваивавших просторы Забайкалья. Те места давно распаханы, построены там десятки дач, выращивают горожане на участках картофель и овощи.
Но стоит мне побывать в этих местах, как вновь встают перед глазами картины детских лет. Помню, в первые осенние дни наш дом окружили казаки. Мы, ребятишки, таращили свои глазенки на людей с погонами и кокардами на фуражках, злобно смотрящих в окна дома. Офицер подал отцу бумагу. Отец попытался прочесть написанное, но не смог – руки его тряслись. Тогда он попросил офицера изложить написанное. Офицер заорал: «Приказано тебе, большевику, собрать по всему поселку огнестрельное и холодное оружие и завтра представить все в станицу».
…По улице идет отец. Справа, слева и сзади идут пять казаков. У кого из жителей села оружие было на виду, не припрятано, — складывалось на подводу.
К вечеру сбор оружия был закончен, но конвой что-то выжидал. Вдруг подходит казак из нашего поселка и сообщает, что в двух верстах в колке прячутся до полусотни вооруженных людей. Этого оказалось достаточно, чтобы отряд оставил собранные дробовики и кремневые ружья, клинки, штыки и скорым шагом направился в станицу. А отцу наказали доставить собранное оружие самому. Были это казаки, служившие атаману Семенову. Разоружали они тех, кому не доверяли.
…У станичного правления стояла повозка, запряженная парой гнедых. Отец зашел и спросил: «Кто примет оружие, собранное в селе?» Офицер с сонным видом ткнул пальцем в сторону трех казаков: «Принесите!» Один из казаков изумленно произнес: «А ты, оказывается, дисциплинированный!»
Захватив охапками оружие из повозки, казаки двинулись в станичное правление, оставив на подводе несколько охранявшихся ими человек. И как раз в этот момент вышел казак Алексей, наш сосед. Он быстро подошел к повозке, взял штыки, дробовики и успел шепнуть оставшимся без охраны незнакомцам: «Бегите!» Мгновение – и пара гнедых мчалась к реке Унде. А в дверях станичного правления казак Алексей, нарочно демонстрирую свою «неуклюжесть», выронил из рук все оружие. Мешая выскочить из правления всполошившимся побегом пленных казакам, Алексей стоял с видом беспомощного человека. Пока вокруг смеялись и орали на него, этого замешательства было достаточно, чтобы беглецы перебрались на другой берег и скрылись в зарослях…
Закончилась гражданская война, пришли НЭП, коллективизация. Помню, односельчан заставили создавать сельскохозяйственную коммуну «Тихоокеанская звезда». Коллективизацией охватили жителей всех соседних сел – Подойницыно, Онохово, Кокуй, Бочкарево, Ёлкино, Унда, Лесково.
Я привел один эпизод из жизни отца только для того, чтобы сказать: казаки были тогда разные, в зависимости от политической грамотности, зажиточности. В обоих случаях казачество проигрывало – красные били белых, белые били красных. А кто из них остался живым, многих впоследствии ждали репрессии. Все это в полной мере пережило мое родное село Бочкарево.
В маленькой школе нашего села нас, ребятишек, учила Софья Июльевна Писарева – дочь священника. Она часто рассказывала нам о казаках, о их походах, нравах, обычаях. С увлечением говорила о многих лицах. Исторические сведения, связанные с освоением Забайкалья, с жизнью казачества, учили нас восхищаться подвигами наших предков. Мы гордились стойкостью их характера, мужеством, товариществом.
Сейчас умы общественности заняты возрождением забайкальского казачества. Считаю, что нужно показать историю и причины появления казачества в России, в частности – в Забайкалье. Надо помнить его песни, нравы, обычаи, товарищество, показать тяжелый труд людей по освоению богатейшего края, труд по охране границ и природных богатств. Все это важно знать современной молодежи. Хотя о создании казачьего круга у меня мнение не схожее, но не в этом главное. Думаю, что необходимо помнить всегда: казаки были разные.
Н. Тихоньких
№ __ (26 ноября)
Второе семейство Гагаркиных (из родословной первопоселенцев села Колобово)
В предыдущих своих статьях я уже описывал, из каких мест прикочевали первопоселенцы в село Колобово и цель этой перекочевки, поэтому повторяться не буду. Одними из первопоселенцев были три брата Гагаркиных – Павел, Федор и Нефодей. Они построили себе дома на берегу Унды, выше в 10 сеженях от устья Куникашка. В середине их усадьб расположилось подворье среднего брата Федора, о нем и его наследниках пойдет далее речь.
Все три дома были похожи друг на друга: небольшие 4-стенные по размеру 6×8 шагов с тремя небольшими оконцами из 4 стеклинок и дверью на запад. Крыши крыты корьем, снятым с лиственничных бревен, из которых строится дом. В доме глинобитная печь, занимавшая почти четверть избы. Труба русской печи, выше потолка, сложена из камня-плитняка, привезенного из-под Чунихи. Такая большая печь предназначалась, кроме подачи тепла, спать на ней, сено сушить, хлеб печь, пищу готовить. За печкой были полати по высоте кровати. Со стороны двери у печки были тоже небольшие полати (ленивками они назывались). Под ленивкой за печкой зимой жили куры. От печки до стены, за дверью, были тоже полати, на которых спали, в основном в зимнее время.
В доме возле окон в передней и в кути (кухне) стояли столы на подпорках-укосинах из жердей и столешницей из толстых расколотых сосновых чурок. Стояла деревянная кровать, за которой, в углу, был закуток, где зимой жили телята или поросята, а под кроватью ягнята и козлята. Вдоль свободных стен, на чурках, были лавки из протесанных до середины бревен, один или два сундука. В кути, в углу над столом, был пристроен шкафчик для посуды – чашек, латок, кружек и ложек. Вдоль стены под потолком – длинная полка для горшков, чугунов и другой посуды. Кое-где по стенам торчали деревянные штыри для одежды и сушки трав. В средней потолочной балке тоже были штыри для подвески очепов для зыбок (люлек), в которых находились маленькие дети. Вот такое нехитрое убранство было в этих домах первой постройки, которое мне запомнилось и осталось в памяти еще с детских лет.
Со временем продолжателями рода трех братьев были построены новые, более просторные дома и надворные постройки, но это уже был период казачества после 1851 года.
На усадьбе Федора моим прадедом был построен сначала 4-стенный дом, а моим дедушкой через бревенчатые же сени (коридор) был построен еще 4-стенный дом, в котором родился я и мои братья, сестры. Из этого дома в 1942 году я ушел в армию. Дольше всех простоял дом первой постройки Нефодия и был жилым до 1929 года, в котором мне приходилось бывать в гостях у моего друга Шурки. В 1928-1929 годах Нефед Петрович построил новый дом, в котором в настоящее время живет Раздобреев Михаил Устинович. Двух других усадеб и домов не стало в 1950-х годах.
Чтобы освоить село, вдохнуть в него жизнь на долгие годы, много пришлось вложить труда и выполнять различные повинности его основателям и продолжателям. Это распашка под пашню, раскорчевка леса, осушение болот, прокладка дорог, почтовые и грузовые перевозки, охрана и сопровождение каторжан, снабжение не только продовольствием Нерчинско-Заводских рудников, но и рабочей, тягловой силой, выжег угля, перевозка руды, заготовка леса и другие работы. Все это было, все это пройденный путь.
Не остались безучастными жители села в освоении Приамурья, Дальнего Востока, в строительстве Транссибирской железнодорожной магистрали, в малых и больших походах и войнах.
При освоении Приамурья из шести знаменитых сплавов, организованных губернатором Восточной Сибири Муравьевым-Амурским, во втором сплаве в 1855 году был и мой прадедушка Федор Степанович. Этого сплава требовала необходимость: Крымская война с англо-французами и дальнейшее освоение Амура.
Перед походом губернатор сказал: «Император Николай Павлович желает занять Амур мирным путем, осваивать его и противодействовать англо-французам на восточной окраине России. Не пожалеем живота своего. Царь наградит нас». Царь наградил за этот поход, а губернатор поблагодарил. Нижние чины с честью справились с возложенной на них задачей, пройдя путь с Забайкалья до Николаевска-на-Амуре и Императорской гавани (ныне Советская гавань). А вот командир 13-го батальона подполковник Облеухов наказал нижние чины. В результате этого обратный путь был самым тяжелым и трагическим из всех шести сплавов.
На обратном пути Облеухов устраивал 2-3-дневные остановки всего батальона и справлял именины в честь своей невесты, ее родителей, своих родственников и свои. В результате, по воде, батальон прошел половину пути. Все войска обогнали его, забрав все продовольственные запасы, созданные заранее. Вторую половину пути батальон шел пешим порядком, где по льду, где берегом на случайно добытом и найденном продовольствии. Сам Облеухов со штабом уехал на лошадях, бросив нижние чины батальона. Мало кто добрался живым из батальона от Кумаринской станицы до Стрелки, где Шилка сливается с Аргунью.
Преодолел этот голодный и холодный путь в зиму 1855-56 годов и Федор Степанович, принеся домой кожу да кости и вытянутый, как шило, нос. Во всех шести походах по Амуру не одному Федору с реки Унды, а многим мужикам посчастливилось хватить лиха и прелестей этих походов.
Вот моему дедушке Степану Федоровичу выпала доля и счастье быть участником строительства Забайкальской железной дороги с 1894 по 1898 годы сначала в изыскательной экспедиции инженера Обручева, а затем на заготовке и вывозке леса. Хоть и был Степан силой и здоровьем не обижен, но тяжелая, изнурительная работа по 14-16 часов и скудная еда сделали свое дело: надорвали, надсадили его. Домой приехал с больной поясницей и кишечником.
Степан Федорович был роста небольшого, но в плечах широк. Силой бог тоже не обидел. Любая работа в руках его кипела. После раздела с братом Денисом досталась в надел ему отцовская 4-стенка, на вид ядреная и пригодная для жилья. Надворные постройки были не ахти какие обширные, так как отец большим богатством не обладал, а был обыкновенным крестьянином со средним достатком и обеспечивал свою семью всем необходимым. В жены Степан Федорович взял такую же крепышку, как и сам, жидкинскую девицу Лескову Матрену Степановну.
В надежде завести большую семью, молодые сразу же после женитьбы начали налаживать свое небольшое хозяйство. На Чунихе, вблизи от вершины пади Сухая, раскорчевали две десятины ерников, да в Тополевой, в вершине ее, вырубили десятину леса. Все это было хорошим подспорьем к имеющимся пашенкам в 5-6 десятин, доставшимся в надел от отца. На усадьбе изготовили новые повети и расширили дворы для лошадей и коров. Ограду и дворы огородили слегами в столбы. В ограде поставили новые ворота с вереей, чтобы в пасху на них были качели. Расширили гумно, на нем свободно стало размещаться сено, солома, клади из снопов перед обмолотом и другие корма для скота. Разместилась и приличная площадка для обмолота хлеба, зимой залитая водой и покрытая льдом. Старую избу, непригодную для жилья, перенесли на новое место и изготовили хлев для овец и свиней. К избе 4-стенке, доставшейся от отца, прирубили еще такую же 4-стенку, разделив их бревенчатыми сенями.
На лугу, за озерком, распахали огород, так как при расширении дворов огород возле дома оказался мал. После женитьбы начали нарождаться дети. Первых четырех детей, не доживших до 3-4 лет, забрали болезни, распространенные в те времена: сыпной и брюшной тиф, дизентерия, расстройство живота, простудные болезни. Как ни хотели Степан с Матреной иметь побольше детей, выжили только дочь Евдокия и сын Вахром. Евдокия с возрастом стала женой Кузнецова Вячеслава Андреевича. Их сын Иоаким написал книгу про Колобово «Колобки», про Ундино-Поселье «Кремневая начинка» и ряд книг по истории Кавказа.
Вахром стал жить на усадьбе отца. Это мой отец, рождения 1898 года. Отца Вахром лишился в малолетстве (в возрасте 4 лет). Нелегко пришлось расти Вахрому, не по возрасту становиться на ноги взрослого мужика. В только что открывшуюся после арестантского этапа школу проходил всего две зимы, на том и учебе в школе конец. После учила сама матушка-жизнь. Учеником он был способным, смышленым, схватывал все на лету. Еще в детском возрасте умел держать за рогатули соху, литовкой сено косить, серпом хлеб жать и молотилом его обмолачивать, за скотом ухаживать, лошадь в телегу или сани запрячь, выделать кожу или овчину и изготовить из них обувку и одежонку.
В свое возрастное время женился. Взял в жены из Тергеня Лескову Аполлинарию Моисеевну. Ее отец жил бедно и занимался в основном столярным делом. Посевов и скота держал мало. Столярное дело заработку давало также мало, хотя было почетное. В девять лет Полю отдали в село Жидка в работницы и учение грамоте к учителю Некипелову Ивану Максимовичу и его жене Вере Александровне. Девочка она была способная и прилежная к труду и учебе. Прожила у них три зимы как работница и ученица на дому. Научилась читать, писать, задачи решать, не хуже чем в школе, изучила также и закон божий. В семье отца было четыре сына и дочь. Мать стала прибаливать. Когда Поле исполнилось 13 лет, мать померла. С этого времени пришлось стать в семье за взрослую хозяйку.
Перед самой Октябрьской революцией Вахрому наступил призывной возраст, и он пошел на действительную службу в Нерчинский казачий полк. Во время революции и гражданской войны полк попал в подчинение белогвардейцев, а затем в семеновскую армию. Осенью 1918 года Вахром подговорил казаков бежать и перейти к партизанам. Побег совершили всем эскадроном в районе станции Карымская. Скрытно совершить побег не удалось, началось преследование и обстрел. Оторвавшись от белых, вскоре попали под обстрел красных. Пришлось рассыпаться кто куда. Вахром с Лазарем Ивановичем Гагаркиным вернулись в Колобово, но два месяца пришлось скрываться в лесу и от белых, и от красных, боясь расстрела теми и другими. Это делалось в то время запросто. Только зимой решили пойти в Нерчинск к красным. Там встретились со знакомыми из Казаково Фунтусовым Филиппом Михайловичем и из Ушмуна Пьянниковым Игнатом Федоровичем. Они за них поручились, и их приняли в партизаны. Так что до окончания гражданской войны пришлось повоевать с каппелевцами, выгонять в Маньчжурию семеновцев и выдворять из Забайкалья японцев.
Вернувшись с гражданской войны, Вахром с Полиной и матерью вплотную занялись своим хозяйством и посевами. Поженились они перед революцией в возрасте 18 лет. За пять лет скитаний Вахрома по фронтам хозяйство его изрядно пообветшало, да и поля подзапустились. Земля требовала доброй вспашки и обработки, а деревянная соха, оставшаяся от отца, была старая, расшатанная. Непроизводительны были и деревянные бороны с деревянными зубьями.
После гражданской войны братья Аполлинарии из родного Тергеня разъехались по разным деревням, а отец приехал в Колобово к дочери и зятю. Тесть с зятем в лесу за Куниканом надрали дранья и покрыли крышу дома, сменив корье. В новой избе расширили окна и обновили обналичку. Дом как бы преобразился, помолодел, а внутри посветлел. На Чунихе, выше Бардановой падушки, раскорчевали десятину ерников, а тестю власти нарезали три десятины земли около Васиной падушки и пади Сухая по увалу Буянихи.
В хозяйстве были три кобылицы и молодняк. Тягловой силы для пашни и ведения хозяйства хватало. Так, в больших трудах да заботах хозяйство стало подниматься и набирать силу. Вообще все наше село, да и не только наше, после революции до 30-х годов бурно развивалось, обновлялись и расширялись усадьбы, увеличивались посевы, сенокосы, поголовье скота, улучшалось плодородие полей. Скопив деньжонок, купили в Колобово для тестя небольшой домик. В нем он стал жить и столярничать. Вступил в колхоз «1 мая». Скончался в 1935 году.
Вахром, убедившись в том, что деревянной сохой землю хорошо не спашешь, купил железный конный плуг типа «Импайер» — не то немецкий, не то голландский. Бороны изготовил с железными зубьями. Земля стала лучше поддаваться обработке, повысились урожаи. Как-то задумал Вахром купить сенокосилку и конные грабли. Но, поразмыслив, смекнул, одному поднять тяжело. Поговорил с соседями Гагаркиными Петром Павловичем, Яковом Афанасьевичем и решили купить наспарок. Дело с сенокосом пошло хорошо, труд во многом облегчился. Лошадей для машин стало хватать. Рабочих рук, с подростками, оказалось достаточно.
Поработали на сенокосе совместно два лета, понравилось. Купили конную жнейку. Выгода и здесь получилась большая. Вместо серпа жнейка-самосборка была незаменима, успевай только снопы вязать да в суслоны ставить. Так образовался своеобразный небольшой ТОЗ (товарищество по совместной обработке земли). Пахать и сеять совместно не решались, делали это каждый для себя. Считали, что в этом деле должен быть свой подход: и в пахоте, и в посеве, и подготовке семян.
Когда осенью 1929 года начала образовываться коммуна, то вступили в нее всем селом, в том числе и три соседа. Весной 1930 года коммуна распалась по причине неправильной ее организации, неподготовленности базы и условий. Основная причина была в том, что негде было держать обобществленный скот. Не было общественных конюшен, коровников, овчарен, птичников, свинарников. Некуда было ссыпать общественное продовольственное и семенное зерно. По уставу коммуны должно быть обобществлено все: земля, машины, инвентарь, тягловая сила, вся живность, даже огороды. Во владении семьи оставался один дом и что в нем имелось. Все это накладывало много неудобств в ведении хозяйства коммуны и создавало ее неперспективность.
Сразу же после распавшейся коммуны начали создаваться колхозы «1 мая» и «Кустарь». По их уставу сочеталось общественное пользование землей и хозяйством с приусадебными участками колхозников. В личном подворье колхозника разрешалось иметь дом с надворными постройками, огород до 0,5 га, две коровы с приплодом, до 10 овец, 2 свиноматки, птицу. Эта форма коллективного труда сельхозартели удалась, хотя и многим не нравилась. Не нравилась она и трехсемейному товариществу. Они мечтали жить и трудиться самостоятельно, без колхоза. Создавшийся колхоз начал во всем ущемлять их: отрезал сенокосы, пастбища. Опахал кругом пашни, запахал подъездные пути и дороги. Они оказались в изоляции. В 1932 году Вахром и Петр вступили в колхоз, а Яков пошел на «золотишко» на Ерки.
За долгие годы жизни и работы в колхозе Вахром какую только работу ни выполнял, да и мастер он был на все руки, как и все мужики-крестьяне Забайкалья, да и всей матушки-Руси. Он пахал на лошадях и тракторах, сеял вручную с лукошка (сетива) и на конной и тракторной сеялках. Сено косил вручную косой (литовкой) и на конной и тракторной косилках, хлеб жал серпом, жнейкой-самосборкой, сноповязалкой, а позднее выучился на штурвального и комбайнера. С успехом водил по полям комбайны «Коммунар» и С-6 («Сталинец-6»). Ухаживал за крупнорогатым скотом и работал чабаном. Был полевым бригадиром и заведовал всем животноводством колхоза.
Пригодилась Вахрому и наука тестя в молодые годы. Почти все 50-е годы и начало 60-х годов работал в столярной (плотницкой) мастерской колхоза: точил ступицы к колесам телег и делал колеса, а затем и всю телегу, гнул дуги и полозья, а затем и делал сани, изготовлял сани для тракторов, бороны конные и тракторные. Делал бочки под воду и квашонки для выпечки хлеба, делал рамы для окон и двери. А сколько переделал он ручных деревянных вил трехрожек и граблей, насадил кос, топоров, тяпок, лопат и другого инвентаря! Для всех поделок надо сначала в лесу заготовить материал, привезти, высушить и довести до ума. Вся эта заготовка в лесу и мастерской требовала свои календарные сроки по календарному времени. Ни один колхозник, житель села и руководитель колхоза не был в обиде на его работу, какую он выполнял. А сам он говорил: «Любую работу надо делать с душой и чисто, ибо после тебя ею (вещью) люди будут пользоваться». От этого правила он никогда не отступал.
После революции и гражданской войны не обошла Вахрома стороной служба в Красной Армии, охрана границы СССР и защита Отечества. Его часто брали на переподготовку. Зачислен Вахром был в артиллерийскую конную батарею. С тех пор до самой Отечественной войны редкий год проходил, чтобы его не призывали на 2-3 месяца повышать знания артиллериста-батарейца. В 1929 году ходил охранять КВЖД и очищать ее от китайских хунхузов. В 1939 году воевал с японскими самураями в Монголии на реке Халхин-Гол. Всю Отечественную войну с июля 1941 года по март 1946 года защищал и охранял границу СССР от японцев и ее Квантунской армии. Нельзя не сказать хороших слов и о его жене, спутнице жизни Аполлинарии, о его боевой спутнице.
Народилось у них десять детей. Восьмеро здравствуют и поныне. Это Василий, Ефим, Марфа, Михаил, Анастасия, Спиридон, Мария, Анатолий. Все имеют свои семьи, детей и внуков. Жизненная судьба и крестьянская политика на селе по-разному распорядились их местом пребывания, но крестьянского уклада жизни не забросил никто, остались верны ему. В Колобово в данное время оседло проживают Марфа – рядовая колхозница и совхозница, Спиридон – с детства тракторист-механизатор, Анатолий – механизатор и электрик.
Сколько надо было иметь Аполлинарии силы, энергии, разума и способности, чтобы родить, вырастить столько детей, приобщить их к труду, да еще успевать вести домашнее хозяйство, работать в поле и в колхозе. А каково было прожить войну и сохранить всю семью, ведь муж и два старших сына ушли воевать. Дома на ее руках остались все мал мала меньше. Вытянула всех и сберегла свое здоровье и силу для долгой жизни.
Сам глава семьи успел за свою славную жизнь вырастить, воспитать и поднять на ноги своих детей, привить им вкус и любовь к работе на земле, в крестьянстве, женить сыновей и выдать замуж дочерей. А вот всласть понянчить всех 29 внуков и 42 правнука не успел, ушел из жизни в 1963 году в возрасте 65 лет. Его жена прожила после мужа еще двадцать лет и ушла из жизни при глубокой старости – 85 лет. Похоронены на колобовском кладбище. Вечная им память.
То, о чем я написал выше – это факт и живая история. От этого никуда не уйдешь и не объедешь по околесной дороге. Так жили и трудились не только вышеписанные лица, а все жители села, все мужики и бабы нашей матушки-Руси. Они знали цель своей жизни, они знали и чувствовали свои обязанности, а это свойства высокоразвитой личности и при единоличном ведении хозяйства, и при колхозно-совхозной деятельности.
А то, что творится сейчас в селах, нет вины жителя-крестьянина. Повинны в этом современные ученые политики, экономисты, юристы и прочие. Они куют такую политику, в которой сам черт не разберется.
Современная пресса расхваливает и возвышает представителей старого дворянства. Да, я согласен, они были высокообразованные, интеллигентные, культурные люди, даже знали иностранные языки. Но для этого у них были все условия, время и средства, отнятые у того же труженика села. А если глубоко разобраться, чем хуже был и есть сельский труженик по культурности и интеллигентности? У него по-своему хватало культуры и знаний для ведения сельского хозяйства. А в институтах и университетах он учился в беседах у костра при ночевках с лошадьми на пастбищах, или собравшись посидеть на улице на бревне и выкурить одну-две цигарки (самокрутки) в свободное время под вечер, в сумерки. На другое обучение у крестьянина просто не было времени и средств. Вот и вся разница между дворянином и крестьянином.
Жизнь человека слагается из многих трудов. Труд приносит человеку и радость, и блага. В современное время на труд стали смотреть с другой высоты – поменьше трудиться, побольше денег, побольше наживы любыми средствами. Вообще, поменьше забот и обязанностей и побольше приятностей. В этом заключается и политика правительственных мужей – все привилегии предпринимателям, а повседневный труд на селе – фермерам. Такое отношение к труду, к наживе и излишним приятностям к добру не приведут, оно попахивает катастрофой.
Е. Гагаркин